— Чего ты крутишься, как на уроке? — спросила меня вдруг сказочно красивая бабочка голосом самого обыкновенного Кости Малинина.
Я уставился на бабочку и спросил не своим от волнения голосом:
— А ты кто такая?
— Не кто такая, а кто такой!
— А кто ты такой?
— Да ты что, Баранкин, ты нарочно не узнаешь меня, что ли?
— Малинин, это ты?
— А то кто же! Не узнал?
— Да, попробуй тебя узнай! Вот это превратился так превратился! А я уж испугался, думал, с тобой что случилось.
— Как же! Держи карман шире! — сказал Малинин, разводя крыльями и поднимая вокруг себя ветер.
Я даже не мог отвести от Кости глаз: такой он был необычный.
— Костя, — сказал я, — как же ты называешься?
— Как я называюсь? Очень просто!.. Сейчас вспомню. Крылья у меня сверху черно-зеленые?
— Черно-зеленые.
— А с обратной стороны?
— Коричневато-черные.
— С золотыми точками?
— С точками… И еще на каждом крыле по половине луны и по целой радуге.
— Все ясно! Я превратился в махаона из семейства парусников.
— А я?
— А ты превратился в этого… Ну-ка, повернись!
Я повернулся. Малинин критически осмотрел меня с ног до головы.
— Так… — сказал он. — Крылья у тебя маленькие, желтенькие, с черными пятнышками. Понятно. Ты превратился в этого… во вредителя.
— В какого вредителя?
— В огородного. Известного населению под названием капустник из семейства белянок…
— Вот тебе раз! — возмутился я. — А почему я превратился в капустника, а ты — в махаона?
— Почему, почему! Откуда я знаю! Наверное, потому, что махаоны водятся на Дальнем Востоке, а я жил три года в Хабаровске. А ты водишься в средней полосе России.
— А это точно?
— Точно! У меня же коллекция была! Я все породы бабочек знаю… Я — махаон, а ты — вредитель…
— «Вредитель»! От тебя очень много пользы! Если хочешь знать, так капустником быть даже лучше, чем махаоном.
— Это почему же?
— Потому что… потому что… у тебя крылья расфуфыренные, как у девчонки. Мне, например, с такими крыльями было бы просто стыдно появиться среди ребят… то есть среди мотыльков.
— Стыдно — и появляйся на своих!
— И появлюсь!
Я взлетел над крышей и сделал пробный круг возле чердачного окна. Крылья у меня были, конечно, не такие удобные и прочные, как у воробья, но летать на них было удивительно приятно.
Летишь и все время проваливаешься в какие-то воздушные ямы. Проваливаешься и летишь. И от этого в животе у тебя дух захватывает и такое ощущение, как будто ты на лету от радости умираешь. И поэтому тебе просто как девчонке хочется громко сказать или «ух!», или «ах!», или «ох!». Или просто завизжать от радости!
А впереди тебя ждет сладкий нектар! Амброзия, можно сказать! И новые воздушные ямы! И это удивительное ощущение, от которого в животе дух-ух-ух захватывает!.. И сознание, что все это, вместе взятое, будет продолжаться, сколько мы с Костей захотим.
И какая при этом разница, кто ты такой — безвредный махаон или вредный капустник? В конце концов, это люди знают, кто из бабочек кто, а сами бабочки в бабочках все равно не разбираются.
А если это все так, то — ух! ах! ох! — и молодец Малинин, что надоумил меня стать бабочкой.
В это время ко мне как раз подлетел мой лучший друг Костя — махаон — Малинин, и мы стали с ним качаться в воздухе на каких-то невидимых качелях.
— Ну как? — спросил меня Костя, слетая вниз.
— Порядок! — ответил я, взлетая вверх. — Только есть очень хочется.
— Ну, это дело поправимое, — сказал Малинин. — Ух, сейчас я тебя угощу нектаром. Нектар пить — это тебе не овес клевать! Это, брат, знаешь какая вкусная штука!.. Лапки оближешь! Летим скорее!
— Летим! — сказал я. — Во весь дух-ух-ух летим!
— Летим, — сказал Костя. — Во весь дух-ух-ух! Выдох — вдох-ох-ох! Крылом мах-ах-ах! Словно пух-ух-ух! Во весь дух-ух-ух!..
Событие двадцатое
«Спящая красавица»
Мы с Костей сделали еще один прощальный разворот над чердаком и уже хотели лететь за нектаром, как вдруг Костя Малинин заметил на стене дома маленькую желтенькую бабочку. Она сидела под железным желобом, вцепившись лапками в кирпичную стенку, сложив крылья, как прочитанную книгу.
— Настоящая! — сказал Костя Малинин. — Не то что мы с тобой! Привет бабочкам! — крикнул он, помахав в воздухе лапкой. — Это крушинница.
— Ну и пусть! — сказал я. — Давай скорее — летим за нектаром!
— Подожди! Надо с ней познакомиться!
— Вот не было печали! Эх ты, девчатник!
— Здравствуйте, бабочка! — сказал Костя Малинин, цепляясь за стенку рядом с крушинницей.
— Костя-махаон— девчатник! Костя-махаон — девчатник! — стал дразнить я Малинина, летая над самой его головой.
— Привет крушинницам! — сказал Костя, поднимая в знак приветствия вверх обе лапки.
— Позор девчатникам! — сказал я.
Костя еще раз поздоровался с бабочкой, но она продолжала сидеть молча и неподвижно, не обращая на Малинина никакого внимания.
— Ух и воображает из себя! — сказал я. — Так тебе и надо.
— Да нет, она не воображает, — сказал Костя, внимательно разглядывая крушинницу. — Она спит! Конечно, спит!
— Спящая красавица! Понятно. Проснитесь, спящая красавица! С вами хочет познакомиться сам Костя-махаон из семейства парусников!
Я сел рядом с бабочкой и потормошил ее лапкой.
— Бесполезно! — сказал Костя. — Теперь ее из пушки не разбудишь. Она ведь на всю зиму уснула.
— Почему это — на всю зиму?
— Потому что у них, у бабочек, такой закон природы!
— Чего ты врешь, Малинин, какой еще закон природы?
— Да честное слово! Все бабочки осенью умирают или засыпают до самой весны. У них даже расписание есть, когда кому засыпать.
— Подожди, а как же мы с тобой? — встревожился я.
— Что — мы?
— Мы с тобой тоже бабочки, значит, мы тоже заснем по расписанию?
— Вообще-то раз мы бабочки, значит, тоже, наверное, должны уснуть… когда-нибудь.
Меня это «открытие» просто ошеломило.
— Так зачем же мы тогда с тобой превращались в бабочек? Если мы каждую минуту можем заснуть, да еще на всю зиму! Мы же на один день только превратились, а уснем вдруг — и каникулы зимние проспим. Эх, Малинин, Малинин!
— Чего ты орешь? — сказал Костя. — Тебе же пока спать не хочется?
— Нет еще.
— Ну и летим за нектаром, а там будет видно.
— Что значит «там будет видно»? А если я усну на лету и проснусь только весной, превращусь в человека, а на экзаменах что буду делать? По всем предметам двоек нахватаю из-за тебя.
— Подумаешь, — сказал Костя, — дома его спать не уложишь, а здесь он, видите ли, боится на лету уснуть. Не бойся, не уснешь. Я отвечаю!
— Не усну?
— Конечно, не уснешь. Осенью засыпают какие бабочки? Обыкновенные. А мы с тобой бабочки необыкновенные.
— А какие же мы?
— Мы с тобой человекообразные бабочки, вот какие! — заорал на меня Малинин.
— Ну и что? — заорал я на Костю.
— А то, что на человекообразных бабочек этот закон природы, может быть, не распространяется!
— Может быть, не распространяется, а может быть, и распространяется!
Я хотел еще немного поругать Костю Малинина за его легкомыслие и особенно за то, что он имел коллекцию бабочек, а скрыл от меня такой ужасный закон природы, но в это время над нами, шумя крыльями, пролетел воробей и тут же вернулся обратно. При виде воробья Малинин почему-то сразу перестал на меня орать, съежился и полез прятаться под крышу.
Воробей прицепился к стенке недалеко от меня и нацелился на меня одним глазом. Лицо воробья показалось мне почему-то очень знакомым. Когда он повернулся ко мне боком, я увидел, что у воробья нет хвоста. Теперь я его узнал сразу: это был тот самый куцый воробей, с которым я подрался на дворе из-за овса.
— Здорово, чепчик! — крикнул я своему старому знакомому. — Ты на меня не сердишься?